Анафора
Содержание
(2000 осень)
Тураев 88
«(от греч. анафора – вынесение вверх) – повтор созвучий или одинаковых слов в начале стихотворной строки или прозаической фразы.
А. довольно часто встречается в стихотворениях Ф.Тютчева, например:
Как ни гнетет рука судьбины,
Как ни томит людей обман,
Как ни браздят чело морщины…
Ник. Байтов, «39 комнат»:
1. Вот комната моя. В ней медленный рассвет
ощупывает каждый призрачный предмет.
Я просыпаюсь, вглядываюсь, там
очки, часы, стакан…
2. Вот комната моя. Здесь на иконах пыль.
В лампаде треснувшей засох давно фитиль.
Старинные тома лет, может, сто
не открывал никто.
3. Вот комната моя в сплетеньи разных сил
среди пустых пространств, галактик, черных дыр,
пульсаров, квазаров, нейтронных звезд,
а тут мой слабый мозг.
4. Вот комната моя. Входи, чего застрял.
Вчера с Ахметьевым мы пили здесь «Кристалл».
Закуски мало. Впрочем, не беда.
Садись-ка вот сюда.
5. Вот комната моя стоит среди миров.
Она сама есть мир. Она – мой мирный кров.
Зачем, куда я из нее бегу.
Что там я обрету?
6. Вот комната моя. Она сама есть мир.
Среди туманностей, галактик, черных дыр,
пульсаров, квазаров, кротовых нор
широк ее простор.
7. Вот комната моя. В ней шесть иль даже семь
квадратных метров – Что ж? – мне измерять их лень.
И незачем. Вон шкаф измерил раз
да и забыл тотчас.
8. Вот комната моя. Далекие края
меня влекут. Уйду в дубравы и поля.
Не надо слез. Оставь лишь два рубля.
Я все начну с нуля.
9. Я все начну с нуля. Оставь лишь два рубля.
Не надо слез. Уйду в дубравы и поля.
Меня влекут далекие края.
Там комната моя.
10. Вот комната моя среди чужих квартир.
Как много там жильцов, я здесь жилец один.
В подъезде лифта шум и кухонь чад,
И во дворе кричат.
11. Вот комната моя. Нормальный интерьер.
Куда уютней, чем у Джона, например.
Картинки на стенах – не авангард,
не сюр и не соцарт.
12. Вот комната моя. Смотрю: какой-то мрак.
Вчера с Киясовым мы пили «Сълнчев бряг»
и обсуждали новый детектив.
И что теперь? я жив?
13. Вот комната моя средь плоти и костей,
но я не вижу в ней ни потолка ни стен,
ни пола: обернуться не могу,
прикованный к окну.
14. Вот комната моя. О чем ты загрустил?
Ну, блядь она. Ну, изменила. Ну, простил.
Смотри сюда. Держи вот этот текст
и всунь его в контекст.
15. Вот комната моя. Я не хозяин ей.
Там в зеркале живет старинный некий змей.
И каждый раз, едва туда войду,
я с ним веду войну.
16. Вот комната моя. На грани бытия
она висит. И здесь мне нравится, хотя
сдавило грудь. Она – моя змея.
Пьет душу из меня.
17. Пьет душу из меня. Она – моя змея:
сдавила грудь. И здесь мне нравится, хотя
Она висит на грани бытия.
Вот комната моя.
18. Вот комната моя. Но на худой конец
ее сменил бы я на некий, пусть, дворец.
Какая разница? – мне все равно,
лишь было б там окно.
19. Вот комната моя: шкафы, диван и стол.
Несметным барахлом забит ее простор.
Все мило мне: здесь все свой смысл хранит
и сердцу говорит.
20. Вот комната моя. Она – мой кабинет.
А где же ванная? где кухня? туалет?
где антресоль, чулан, прихожая?
где лоджия?
21. Вот комната моя, в ней гости и вино.
Две дамы курят «Мор», пуская дым в окно.
Движенье, смех. Олег прочел эссе.
И вновь налили все.
22. Вот комната моя. Войдя в ее простор,
сажусь я сразу на диван и «Беломор»
закуриваю, даже не раскрыв
окна. – Ну что? я жив?
23. Вот комната моя стоит. В ней всюду прах.
Я где-то далеко: в скитаньях иль в бегах.
А все-таки нет-нет да и зайду,
прилягу там, вздремну.
24. Вот комната моя. Стеная и моля,
смотрю в окно. Там в тучах всполохи огня.
Сейчас, сейчас разверзнется земля,
грядет мой судия.
25. Грядет мой Судия. Разверзнется земля.
Сейчас, сейчас… Там в тучах сполохи огня.
Смотрю в окно, стеная и моля.
Вот комната моя.
26. Вот комната моя. Никто из разных лиц
ни разу не перелистал ее страниц.
А хоть бы и перелистал – так что?
С тех пор прошло лет сто.
27. Вот комната моя. Широк ее простор.
Изящно у окна две дамы курят «Мор».
Киясов взял гитару, гладит гриф
И сердцу говорит.
28. Вот комната моя качнулась от толчка
подземного. И трещина вдоль потолка.
И с полок на меня в единый миг
Упали груды книг.
29. Вот комната моя. Она озарена
янтарным блеском. За окном цветет зима:
мороз и солнце… солнце и мороз…
И в чем тут парадокс?
30. Вот комната моя, и там в который раз
немало я пишу красивых всяких фраз.
Но скучно мне, и грязен мой халат.
И вянет мой талант.
31. Вот комната моя. Разбросано белье.
В шкафу и под столом какое-то гнилье.
Кто заходил, валялся тут и спал?
Чего он тут искал?
32. Вот комната моя. Тебя простыл и след.
Поэтому она напоминает склеп.
Напоминает? – что за странный эллипс?
Неужто я воскрес?
33. Вот комната моя? Неужто я воскрес?
Я слышу в зеркале какой-то странный треск.
Давно ли мы… Тебя простыл и след.
И вспомнил я свой склеп.
34. Вот комната моя. В ней много было дел.
Я там читал, писал, и просто так сидел,
и плакал, и валялся на полу,
и грезил наяву.
35. Вот комната моя. Твой след давно простыл.
Твой запах улетел, и я тебя простил.
Смотрю в окно на стаи черных птиц.
И в чем тут драматизм?
36. Вот комната моя плывет в рассветной мгле
кругами тихими в бессонной голове,
не знаю чьей, – в отчаяньи прильнувшей,
прилипнувшей к подушке.
37. Вот комната моя меж небом и землей. –
Там иногда сижу, то благостный, то злой.
Меж потолком и полом. Ну и что? –
Мне иногда смешно.
38. Вот комната моя: сырой, промерзлый склеп,
в котором я лежу, не знаю, сколько лет.
Два гроба там и черный памятник,
и пышный папоротник.
39. Вот комната моя. Ни помню ничего –
что там и как лежит, когда и где чего.
В последний раз я был там или нет? –
Не нужен и ответ.
Не знаю, кто таков Николай Байтов.
Но стихотворение - «Знамя», 1999, номера не записал - занятное.
Михаил Яснов. Двенадцать
1.
Бросил писать. Не хватило таланта или
работоспособности. Все оказалось в силе
духа, в жизненной силе и в ежедневном труде.
Запил. Оброс бородой. В бороде,
как в старинном английском лимерике,
поселились птицы. Потом появились мымрики
и стали клянчить на выпивку. Он бороду окунал
в водку, в широкий бокал
чтобы всем хватало. Мымрики расплодились.
Когда мы его хватились,
он был уже выбрит, сидел на Пряжке
и птицам, как крошки, бросал из окна бумажки.
2.
Бросил писать, потому что понял нелепость
этих защитных стен. Как ни строил крепость,
она уже не спасала от передряг.
Тут-то и объявился незримый враг:
предательство. Долго не мог понять, кто предал, – он ли, его ли?
Вдруг очутился в бескрайнем поле.
Трижды пытался бороться, смириться, забыться,
но страница
оставалась нетронутой. Комкал ее. И ком
в горле стоял колом.
3.
Бросил писать, потому что влюбился. Стало
совершенно понятно, что прежде писал от накала
комплексов, одиночества, лицедейства.
Превратился в отца семейства
и разве что утешался экспромтами к датам.
Стал общительным, в меру богатым,
чтобы жить нараспашку. Однако,
когда он умер от рака,
нашелся его дневник: он так себе и не смог
простить, что бросил писать. И этим себя обрек.
4.
Бросил писать. Избавился от геморроя
и принялся за строительство. Роя,
копая, стругая камни, доски, фанеру,
наконец-то обрел – пожалуй, не веру, но меру
и вкус: не к стихам, так к фанере, доскам, камням.
Так уставал, что порой напивался в хлам.
Но думал, все время думал: не о судьбе, об оснастке.
Дом постепенно строился и что-то росло на участке.
Ездил туда через день, через два, через три. Через четыре года
жена ушла. Наконец-то пришла свобода
ездить туда ежедневно, что ни день упиваться в дым.
Что-то мы редко видимся с ним.
5
Бросил писать, потому что старость подкралась.
Оставалась какая-то малость,
чтобы все устроить, понять, но не вышло. Отказывала голова
и не срабатывал организм. Едва
просыпался, как себя начинал сомненьями мучить,
а плоть начинала сперва досаждать, а после канючить
и требовала покоя. Он засыпал
в кресле и засыпал
пеплом старенький плед, заплатанный кем-то из прежних
жен. А впечатлений вовсе не стало внешних,
только те, что внутри. Но уже
было нечто неясно, где: вне души? за душой? в душе?
6
Бросил писать, потому что схватился сдуру
за халтуру: редактуру и корректуру.
Было уже не до славы, но хотя бы побыть на плаву.
Ринулся в прозу. Месяц за месяцем мучил главу
повести, так и застрявшей на первых страницах.
Вскоре халтуры прибавилось. Разве что ночью приснится
зыбкое нечто, влекущее нечто, – казалось, вот-вот…
Сон исчезал. И манили аванс и расчет.
Правил. Писал на полях. Относился с душой.
Но поля были собственностью. Чужой.
7
Бросил писать, потому что дышал на ладан.
Вера спасла. Предпочел греховным балладам
пенье в церковном хоре. Светлел душой.
Стал называть стихотворство паршой.
Приходил и склонял, и доводы были вески,
но чем-то напоминали повестки
в военкомат: было столь же тоскливо и неотвратимо,
и пахло, словно от детского карантина.
Слава богу, исчез, превратился в забытое фото, в горсточку праха.
Только что выпустил книжку «Звезда монаха».
8
Бросил писать, но сначала рванул на Запад.
Быстро вписался. Прятал глаза под
широкополой шляпой, на шее носил платок.
Быстро влился в общий поток.
Стал издаваться, поскольку его успели
на родине поприжать. Но, в общем, не было цели
и смысла, смысла и цели не было хоть убей.
И вышло само собой, что он никто, и ничей,
и никому, и никак, и нигде на свете.
Быстро осел в заштатном университете
и разъезжает по конференциям с темой: «О
прилагательных цвета в романах Ивлина Во».
9
Бросил писать, потому что кругом евреи.
После первой же стопки дурея,
садился спиной к стене и смотрел в окошко, набычась,
что-то пытался в уме разделить и вычесть.
сумма никак не сходилась и все получалось так,
что жизнь у него украли. А он-то, чудак, простак
думал, что все, как по маслу. Теперь ни масла, ни хлеба,
и небо, если вглядеться, чужое небо.
Даже та, что в стакане, хотя и звалась «Московской»,
явно была отравой жидовской.
Вылил к чертовой матери! Кто-то его надоумил
купить по дешевке спирту. Наутро умер.
10
Бросил писать, потому что не смог совладать
с языком. Он хотел овладеть, со-владеть, а пришлось соблюдать
правила, от которых тошнило, но иных сотворить не смог
и следил за другими, плюясь от несносных строк.
Верность принципам превратилась в цепную ревность.
Речь спала в словаре, напоказ выставляя царевность,
но каким поцелуем какой новоявленный Даль
оживил бы ее? О, проклятый словраль!
Так тянуло войти в пословицу – но входил постепенно в раж.
Вышел в люди сухим из воды на дорогу в тираж.
11
Бросил писать, потому что невыносимо
стало писать. Потому что судьба скосила
близких друзей, потому что учителя
умерли, потому что не стало для
легких воздуха, а для души не стало
дружества, потому что перелистала
книгу судьбы мгновенная жизнь, и в ней
не обнаружилось ни высоких идей,
ни, как ни странно, тьмы этих низких истин,
кроме того, что мир во всем ненавистен
тому, кто хочет писать, но в помыслах чист –
и потому оставляет девственным лист.
12
Бросил писать. Ночью вскочил: не спится.
К утру на руках и ногах отросли копытца.
Глянул в зеркало и увидел ослиные уши.
Бросился вон из дома. К вечеру стало хуже.
Ветер носил его по земле. Потом подошел человечек
и нацепил ему на уши белый венчик
из роз, а другой на него взгромоздился верхом
и поехал в столичный город. С грехом
пополам он повез седока, под его угловатою плотью качаясь.
Я остался один.
Больше мы не встречались.
– «Яснов, Михаил Давидович (род. в 1946 г.) – поэт, переводчик. Автор книг «В ритме прибоя» (Л., 1986), «Неправильные глаголы» (Л., 1990), «Алфавит разлуки» (СПб., 1995), «Подземный переход» (СПб, 1995), «Театр теней» (СПб, 1999).
Основной переводческий интерес – французская поэзия: стихи Сирано де Бержерака, А. Шенье, Ж. де Нерваля, Ш. Бодлера, П. Верлена, А. Рембо, Г. Апполинера. Живет в С.- Петербурге»
- Звезда 2000.4. Оттуда же и стихи.
Вот так.
Оказывается, анафора нынче – модный прием.
И не просто, как раньше, в основном в качестве средства риторически-патетического нагнетания текста, как, например, у Лермонтова -
Клянусь я, типа, первым днем Творенья,
Клянусь, типа, также и последним его днем,
Клянусь там также и еще разным всем,
Клянусь также и еще остальным разным всем,
а - как конструктивная основа стихотворения, его структурный каркас. Сюжетопорождающая матрица, во как.
Как это оно является в двух приведенных.
у меня