Амфибрахий

Материал из Энциклопедия Мирослава Немирова
Версия от 11:06, 13 мая 2013; Мирослав Немиров (обсуждение | вклад) (Новая страница: «== (2000, осень) == Тураев 88: - “Краткий словарь литературоведческих терминов”, “пре…»)

(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск

(2000, осень)

Тураев 88:

- “Краткий словарь литературоведческих терминов”, “предназначен для учащихся старших классов средней школы”. (В кн. Литература: Справ. материалы: Кн. для учащихся/ С. В. Тураев, Л.И. Тимофеев, К. Д. Вишневский и др. – М.: Просвещение, 1988. Под общ. редакцией С. Тураева.); К.Вишневский:

«(от греч. амфибрахис – с двух сторон краткий) – трехсложный размер, где ударения падают преимущественно на 2, 5 , 8, 11 и т.д. слоги в строке.

Схема А.:

( _ ! _ ) ( _!_ ) ( _!_ ) ( _!_ ) ( _!_ ) ( _! ….

и любое (но обычно не больше четырех) количество безударных слогов после последнего ударения, составляющих клаузулу и в счет размера не входящих.

( - : безударный слог; ! : ударный)

В 18 веке употреблялся крайне редко. В широкую практику введен В.Жуковским. К нему обращались В. Кюхельбекер, М. Лермонтов, А. Фет, А.К. Толстой и др.

Наиболее распространенная форма – четырехстопный А.:

Герои, скитальцы морей, альбатросы, Застольные гости громовых пиров, Орлиное племя. Матросы, матросы, Вам песнь огневая рубиновых слов.

(В.Кириллов, «Матросам, 1918 »)

А также трехстопный:

Шумела полночная вьюга В лесной и глухой стороне.

(А.Фет)"

20 век

В 20 веке А. расцвел и стал одним из главнейших размеров.

Если 19-й век был веком в первую очередь ямба (ну, кроме Некрасова с Надсоном, которые обильно вводили трехсложники, но которых не за это любили (вообще не за стихи), и за исключением Тютчева, которого почти и не знали), то 20-й стал именно веком трехсложных размеров – как их самих, так и получающихся из них дольников – см.

А из трехсложников – амфибрахий.

Андрей Белый,

например, одно из самых знаменитых – и типичных - его стихотворений:

Довольно: не жди, не надейся, Рассейся, мой бедный народ! В пространство пади и разбейся За годом мучительный год!

Века нищеты и безволья. Позволь же, о родина-мать, В сырое, пустое раздолье, В раздолье твое прорыдать: –

Туда, на равнине горбатой, - Где стая зеленых дубов Волнуется купой подъятой, В косматый свинец облаков,

Где по полю Оторопь рыщет, Восстав сухоруким кустом, И ветер пронзительно свищет Ветвистым своим лоскутом,

Где в душу мне смотрят из ночи, Поднявшись из сети бугров, Жестокие, желтые очи Безумных твоих кабаков, –

Туда, – где смертей и болезней Лихая прошла колея, – исчезни в пространство, исчезни, Россия, Россия моя!

(трехстопный А.; июль 1908; «Отчаянье»; из книги «Пепел», из цикла «Россия»).

(Одно из стихотворений, «ознаменовавших», как тогда писали, «поворот эстетов и декадентов к вопросам общественности и проблемам тяжелой народной доли».

Неонародничество: и Блок туда же, и тогда же появившийся, например, Городецкий, а тут как раз и Клюев с Есениным, а тут и Иллиодор с Гришкой Распутиным, да все это пополам с хлыстовством (тот же «Серебряный голубь»), с Рерихом, с Блаватской и Штайнером; каша ох интересная заварилась – подробности см. Блок, Есенин.

А еще лучше - чит. «Хлыст» Е.Эткинда. Там про это чрезвычайно подробно и обстоятельно).

кушнер

А вот вариант А. уже конца 20 века. Кушнер:

Быть классиком – значит стоять на шкафу Бессмысленным бюстом, топорща ключицы. О Гоголь, во сне ль это все, наяву? Так чучело ставят: бекаса, сову. Стоишь вместо птицы.

Он кутался в шарф, он любил мастерить Жилеты, камзолы, Не то что раздеться – куска проглотить Не мог при свидетелях, – скульптором голый Поставлен. Приятно ли классиком быть?

Быть классиком – в классе со шкафа смотреть На школьников: им и запомнится Гоголь Не странник, не праведник, даже не щеголь, Не Гоголь, а Гоголя верхняя треть.

Как нос Ковалева. Последний урок: Не надо выдумывать, жизнь фантастична! О юноши, пыль на лице, как чулок! Быть классиком страшно, почти неприлично. Не слышат: им хочется под потолок.

(1978)

итд

Также нужно порыться и в остальных, да не до того.

цифры

Тут меня могут с цифрами опровергнуть: никакой особой роли А. и в 20 веке не имел, это мои персональные выдумки.

Против цифр я ни капли ничего не имею и даже все мечтаю раздобыть книгу Гаспарова М., где эти цифры, а в данном случае согласен: ну, может и да, может и выдумки.

Потому что, в общем, это лично мне А. больше всех размеров нравится и удобен – вот я его и восхваляю.

Вот пример вышесказанному

Яростной весной 1988 года мы – автор этих строк, + Шаповалов Ю., + Богомяков В., + другие люди – стремительно перемещаемся из дома Шаповалова Ю. по Центральной площади Тюмени в сторону магазина «Восток», где, по слухам, выбросили азербайджанский кохъяк «Три Бочки». И денег у нас – бочек на 18 как минимум.

– Эх! Амфибрахием идем! – восклицает один из идущих.

– Почему амфибрахием? Амфибрахий, сколько мне представляется, размер такой парадный, торжественный, – отвечает другой.

– Ха! – отвечает первый, будучи при этом приятно изумлен, что его собеседник знает не только слово «амфибрахий», но и особенности этого размера. (Обычно ему приходится общаться с товарищами при помощи слов в лучшем случае «круть» и «нештяк», а чаще и вообще «блять на хуй» - а это утомляет). – Торжественный и парадный это факт, но там такая парадность, знаешь, как на парадах Павла 1-го: как бы вприпрыжку.

Вот за это я его и люблю

дольники

Наконец, чем особенно люб автору этих строк А. – он лучше всего приспособлен для преобразования в дольник.

Достаточно там пропустить, там добавить слог, и - - -

И свойственная А. припрыжечность еще увеличивается, появляется прямо таки свинг, а при этом еще и – естественность: неравномерность и рваность, свойственная именно бытовой речи.

При сохранении (восклицательные знаки) торжественного, парадного, возвышенного и т.д. слога.

Вот и пример из меня самого:

Какой у тебя, дорогая, красивый лифчик! Белый какой! И хрустящий! Подобный, действительно, снегу! Какие кружавчики сверху шершавые! Звёздочки! Дырочки!, - Какую, зараза, сулят упоенье и негу!

Какие кружавчики сверху, которые как замороженные: Такие колючие, резкие, чёткие, хрупкие! Такие какие которые, ежели их так потрогаешь осторожно, - "Ай ачоча ачачо!" – возопевает руки!

Как это здорово, что, дорогая, чулки на тебе - они в сеточку; От этого я становлюсь хороший такой, задумчивый; И белое лето меня наполняет по самое темечко, И настоящее аж переполняется будущим,

И белое лето - пустое, огромное, медленное, - Как автостоп в одиночку из Харькова до Хабаровска, Как - ещё можно сравнить - было Грегору здорово Менделю Жизнь между грядок гороховых так вот всю и пробарахтаться...

Надым, июль 1988 г.

Первая строка здесь – почти совсем чистый амфибрахий (правда, пятистопный, что уже редкость, и, правда, со спондеем в последней стопе, что также не характерно для классических образцов); ну а дальше идет вибрация вокруг амфибрахической основы, отклоняясь от нее ко всем подряд трехсложным и даже двухсложным размерам; кому интересно, пусть расчисляет сам.

пушкин

Вот ещё отличный амфибрахий. А.Пушкин. "Кавказ":

Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины; Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне. Отселе я вижу потоков рожденье И первое грозных обвалов движенье.

Здесь тучи смиренно идут подо мной; Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады; Под ними утесов нагие громады; Там ниже мох тощий, кустарник сухой; А там уже рощи, зеленые сени, Где птицы щебечут, где скачут олени.

А там уж и люди гнездятся в горах, И ползают овцы по злачным стремнинам, И пастырь нисходит к веселым долинам, Где мчится Арагва в тенистых брегах, И нищий наездник таится в ущелье, Где Терек играет в свирепом веселье;

Играет и воет, как зверь молодой, Завидевший пищу из клетки железной; И бьется о берег в вражде бесполезной И лижет утесы голодной водной... Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады: Теснят его грозно немые громады.

1829