Люблю сношаться я порою
1990, январь
Люблю сношаться я порою!
Признаться в этом нет стыда!
Естественное и простое
Ведь это дело, господа.
Ханжи, конечно, возмутятся,
«Да как посмел!» - начнут вонять,
Но хватит правды нам стесняться!
Важней всего нам правды знать!
Ханжи, ну, то есть, сталинисты,
Начнут сопеть, потеть, пердеть,
Все, суки, скользкие, как глИсты, -
Но люди! Нужно в корень зреть!
Дурили нас ведь эти падлы! –
«Ебаться, мол, нехорошо».
Но мы теперь узнали Правду:
Ебаться – очень хорошо!
Ведь речь же не о проститутках –
Конечно, нам их чужд разврат,
И тут уж нянчиться не нужно,
Одно лекарство здесь – тюрьма!
(Вариант: Пинай с разбегу их под зад!)
Но ежели девчонка парню
Отдастся честно, по любви, -
Плохого нету в том ни капли!
Один здоровый эротизм!
И люба коль тебе девчонка,,
И ей притом по нраву ты, -
Иди совокупляйся гордо!
Довольно всякой ссать хуйты!
Раздумья и размышления о проблемах полового воспитания молодёжи, а также о ханжестве и сталинизме,
«Сексологи попозли по Руси, сексологи!» – восклицал в ужасе в 1988 году В.Белов в романе «Все впереди».
И это было: сексологи поползли, и приведенное стихотворение есть как раз типичная проповедь такого перестроечного сексолога.
2. 25 февраля 2006. Ср. - Евтушенко жжот:
ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА
Любиночки - что за словечко... На посиделках у крылечка шепнула ты: "Смелее будь. Зайди под кофту... Там как печка", - и пригласила руку в грудь.
Медведь тряс цепью во дворе. Изба встречала, скрипнув глухо. "Я, коль сравнить с тобой, старуха. Шестнадцать есть?" Набравшись духа, я сдунул с губ небрежней пуха: Давно уж было…В январе..." - и золотилась медовуха, шипя в брезентовом ведре.
Как танцевали мои зубы по краю острого ковша, когда поверх овчинной шубы я ждал тебя, любить спеша.
И ты сказала: "Отвернись", а я совсем не отвернулся и от восторга задохнулся, взмывая в ангельскую высь.
Ты пригрозила, вскинув ступку: "Бесстыжий... Зыркать не моги!", и, сделав мне в душе зарубку, легко переступила юбку, и трусики, и сапоги, став нежным ангелом тайги.
Давно вдова, а не девчонка, белым-бела, лицом смугла, меня раздела, как ребенка, рукой голодной помогла.
На пасеке в алтайской чаще смущался я того, что гол, но я в тебя, дрожа от счастья, как во вселенную вошел.
И стал впервые я мужчиной на шубе возчицкой, овчинной.
Тебе с отвычки было больно - пять лет назад был муж убит. Закрыла ты глаза невольно, его представив, может быть.
Был пчелами твой лоб искусан. Узнав, что мне пятнадцать лет, упала ты перед Исусом рыдая: "Мне прощенья нет..."
И он простил тебя, конечно, за то, что ты, почти любя, стекляшкой бедного колечка в меня вцарапала себя.
И всею истовостью тела, грудей нетроганно тугих ты наперед тогда хотела - чтоб я любил тебя в других.
17-25 января 2005
Позднее зажигание у Евти.
Такое дерзкое резание эротической правды надо было в 1989-м году осуществлять - был бы ещё более героем Литературной Газеты и Прорабом Перестройки, чем которым он и без того был.
