Люблю сношаться я порою

1990, январь

Люблю сношаться я порою!
Признаться в этом нет стыда!
Естественное и простое
Ведь это дело, господа.

Ханжи, конечно, возмутятся,
«Да как посмел!» - начнут вонять,
Но хватит правды нам стесняться!
Важней всего нам правды знать!

Ханжи, ну, то есть, сталинисты,
Начнут сопеть, потеть, пердеть,
Все, суки, скользкие, как глИсты, -
Но люди! Нужно в корень зреть!

Дурили нас ведь эти падлы! –
«Ебаться, мол, нехорошо».
Но мы теперь узнали Правду:
Ебаться – очень хорошо!

Ведь речь же не о проститутках
Конечно, нам их чужд разврат,
И тут уж нянчиться не нужно,
Одно лекарство здесь – тюрьма!

(Вариант: Пинай с разбегу их под зад!)

Но ежели девчонка парню
Отдастся честно, по любви, -
Плохого нету в том ни капли!
Один здоровый эротизм!

И люба коль тебе девчонка,,
И ей притом по нраву ты, -
Иди совокупляйся гордо!
Довольно всякой ссать хуйты!

1990, январь, Тюмень

Раздумья и размышления о проблемах полового воспитания молодёжи, а также о ханжестве и сталинизме,

«Сексологи попозли по Руси, сексологи!» – восклицал в ужасе в 1988 году В.Белов в романе «Все впереди».

И это было: сексологи поползли, и приведенное стихотворение есть как раз типичная проповедь такого перестроечного сексолога.

2. 25 февраля 2006. Ср. - Евтушенко жжот:

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА

Любиночки - что за словечко...
На посиделках у крылечка
шепнула ты: "Смелее будь.
Зайди под кофту... Там как печка", -
и пригласила руку в грудь.

Медведь тряс цепью во дворе.
Изба встречала, скрипнув глухо.
"Я, коль сравнить с тобой, старуха.
Шестнадцать есть?" Набравшись духа,
я сдунул с губ небрежней пуха:
Давно уж было…В январе..." -
и золотилась медовуха,
шипя в брезентовом ведре.

Как танцевали мои зубы
по краю острого ковша,
когда поверх овчинной шубы
я ждал тебя, любить спеша.

И ты сказала: "Отвернись",
а я совсем не отвернулся
и от восторга задохнулся,
взмывая в ангельскую высь.

Ты пригрозила, вскинув ступку:
"Бесстыжий... Зыркать не моги!",
и, сделав мне в душе зарубку,
легко переступила юбку,
и трусики, и сапоги,
став нежным ангелом тайги.

Давно вдова, а не девчонка,
белым-бела, лицом смугла,
меня раздела, как ребенка,
рукой голодной помогла.

На пасеке в алтайской чаще
смущался я того, что гол,
но я в тебя, дрожа от счастья,
как во вселенную вошел.

И стал впервые я мужчиной
на шубе возчицкой, овчинной.

Тебе с отвычки было больно -
пять лет назад был муж убит.
Закрыла ты глаза невольно,
его представив, может быть.

Был пчелами твой лоб искусан.
Узнав, что мне пятнадцать лет,
упала ты перед Исусом
рыдая: "Мне прощенья нет..."

И он простил тебя, конечно,
за то, что ты, почти любя,
стекляшкой бедного колечка
в меня вцарапала себя.

И всею истовостью тела,
грудей нетроганно тугих
ты наперед тогда хотела -
чтоб я любил тебя в других.

17-25 января 2005

Позднее зажигание у Евти.

Такое дерзкое резание эротической правды надо было в 1989 году осуществлять - был бы ещё более героем Литературной Газеты и Прорабом Перестройки, чем которым он и без того был.