Стихи 1982
Все в одном файле:
1982, май: утро жарит как рок энд ролл
Утро жарит как рок энд ролл.
Утро жарит, как, ещё верней — джаз.
Утро жарит, оно джазит, джаст эн нау при этом, то есть — именно сейчас;
Потому что это — это лето, это лето, вот что это, эх ты гайда-тройка-распошёл!
Грохота много до чрезвычайности, лязга, и визга, и звона
Разнообразных отличных сверкающих медных
(И духовых; и ударных); и блеска-сверкания оных;
И на меня это всё с силой страшной обрушено, бедного!
Тапки (кроссовки), стремясь оправдать свою цену,
Перемещаться тебя заставляют по городу чуть не вприпрыжку;
Лето ребята! Ох, лето! Которое — вроде портвейна:
Так же по мОзгам шарахает это, которое выше описано.
Лето, ребята! Ох, лето! Такое, которое
Лето в натуре, голимое, майское лето раннее;
Лето, бигбэндовое и рокендролловое,
Медное всё духовое — и медное всё барабанное.
Жизень, короче, становится правильной до чрезвычайности,
Голову мозг хитроумными планами переполняет,
Так он маршруты выстраивает, чтоб непременно нечаянно
Встретить; кого? ну, конечно, тебя, дорогая.
Встретить тебя. Почему? Потому что ты ж очень хорошая!
Что ж до того, что свечением влажным
Глаз, губ, и всей прочией шкуры злодейской, змеючей своей — ты нарочно
(Конечно же) целенаправленно, как в Сахаре жажду,
Ты несомненно, нарочно, во мне растравливаешь; ну, так это является — правильным.
Ясно поскольку, что — рассматривать это
Следует именно как уважения акт, ко мне тем проявленный:
И притом — уважения акт, как вот именно что как к поэту!
Типа: раз коль ты — поэт, красоты, то есть, значит, сторонник; ну так вот тебе! на её! так, чтоб дыбом
Вставали спондеи в строке, и не только они, но и
Власы, мысли, все прочее и остальное;
И вот так — да, это правильно так! Ибо, ибо — — —
— итд.
Пренаиобширнейшие комментарии см. здесь: Утро жарит как рок эн ролл.
1982, июнь: утро джаз а лето время утреннее
Утро – джаз, а лето – время утреннее.
Жизь идет рывками, как троллейбус.
Лето тебя любит всеми камами и сутрами,
Нагло тебя гладит и под платье лезет,
Утро, лето – и я хочу это делать!
Быть таким как оно, иметь это право:
Нагло тебя гладить всею силой своей летней
Спереди – сзади - слева - и справа.
И мы это конечно, осуществим, я полагаю.
Процесс развития лета, в эту сторону именно он направленный.
И это очень правильно, конечно, дорогая.
И это очень правильно – потому что очень правильно,
Делать всегда именно то, что является - правильным.
1982, май – июнь.
Опять к Оле Каращук обращено.
Это я долго взывал к тюменской общественности – если у кого есть мои ранние стихи – пришлите, я их попробую попереправить в такой вид, чтобы не стыдно было показывать людям, да и - - -.
Наконец, добился: прислали мне десяточек стихов. И я их действительно, некоторые подпереправил, вот этот в частности. Ну и - публикую.
ты просыпаешься снег
Ты просыпаешься – снег. Нынче утром
Не до частностей, ухватываешь главное:
Мир нов, необжит, неуютен
И высквожен, как телеграмма.
Растопыренные деревья, чёрные на белом.
Расступившееся небо, над белым белое.
Нету ничего, что не было бы небом,
И оно деревьями, поймано, как неводом.
И мораль такова: это ж явно тебя ради лично!
Это же специально устроено, чтоб наконец М.Немиров
Был обеспечен занятьем хорошим, полезным, отличным:
Тойсть – ходи – это видь – регистрируй.
Оно тебе – обоснованье, зачем ты на свете:
Затем, что коль небом затоплены улицы,
Так нужно, чтоб был, осознал бы кто это:
Что вся это природа – хуяк – и пизданулася.
2. И мир – он за сутки сделался зимний,
И снег – он, зараза, это он после
Будет зелёный, калиновый, синий,
Калёный палачески, иззубрено острый,
Ну а пока он был действительно – белый.
И мы в честь этого – бухали вовсю и квасили.
А тут ещё оказалось, что умер Брежнев.
Оказалось, действительно, жизнь пошла – ну ни хуя себе!
А тут ещё опс – и оттепель таять стало
Прямо в воздухе, падая ещё.
И жизнь становилась всё более странной.
И всё более – захватывающей.
Итэдэ – итэпэ. А потом!
А потом и вопще суп с котом.
Первая часть — ноябрь 1982, Тюмень, вторая — июнь 1987, Ростов-на-Дону.
2. “Оттепель” имеется в виду в сугубо метеорологическом смысле: в начале ноября 1982 всю Тюмень завалило сугробами, 9-10-11 он стал со страшной силой таять.
3. Первая часть — в значительной степени Пастернак: автор был тогда очень сильно под его влиянием.
4. видео:
немиров 1982 11 ты просыпаешься снег rec_2012_06_15.avi
5. электробит:
(картинка на видео – это я как раз осени 1982. Работаю на полставки гардеробщиком в университетской раздевалке.)
(Прочитал не так хорошо, как могу и как должно – резкости не хватает, внезапности; ну так я вообще певый раз в жизни этот стих вслух читал, раньше как-то не доводилось. А тут еще нужно было попадать в такт.
Перепрочту потом как следует, а пока – и так сойдёт. Очень уж похвастаться хочется.)
6. Бухали мы в так называемом "дэне". Сентябрь 1982: новый ректор Куцев начинает строительство университетской столовой, в виде перемычки меж физфаком (теперь административный корпус) и главным зданием университета. При стройке - вагончик. В нём рабочие днём греются, начальство сидит с чертежами. А по ночам в нём сидят сторожа, которые эту стройку сторожат.
Сторожа эти - Струков А. и Маломанов А. А я к ним ночевать приходил, ибо мне ночевать было негде. Дэн – это http://www.classes.ru/dictionary-english-russian-Mueller-term-11347.htm - den (den): 1) ло́гово, берло́га, нора́; пеще́ра, 2) кле́тка для ди́ких звере́й (в зоологическом саду), 3) прито́н, 4) разг. небольшо́й обосо́бленный рабо́чий кабине́т, 5) прибе́жище, 6) камо́рка.
Ну, вот к ним и завелся обычай у людей университета ходить туда в гости на предмет бесед и питья чаю. Очень удобно: выйди вечером в университетский двор – а учились в две смены, и мы, филологи и фэргээфы, как раз во вторую - и вот оно, гостеприимное прибежище. Чаю выпить? Чаю. Алкоголь – крайне, крайне редко.
Вот на ноябрьские праздники – там да. Стройка стала на три дня, универ тоже закрыт – вот мы и оторвались. Тем более, что и мой Деньрожденья. Притащили маг с колонками, вертак, пласты, усилок – гром гремел коромыслом.
7. 11 ноября 1982: Брежнев умер!
Было дико. Было жутко. Было вообще невообразимо - как так? Всю сознательную жизнь при Брежневе прожили!
Пустые темные улицы. Огромное количество ментов, ходящих по трое, — это сейчас привыкли, а тогда... Даже окна все рано погасли — по телевизору одна траурная музыка, прочие развлечения тоже как бы неприличны, вот народ и улегся на всякий случай пораньше.
А у Маломанова был радиоприёмник "Океан". Каждый вечер он упорно слушал радио "Свободу" – интересно ему это было. Мы не особо "Свободой" впечатлялись – больше ржали. "Начинаем передачу "В тоннеле ужаса" о жизни в СССР". Гыгы. Никакого тоннеля ужаса вокруг себя мы не видели и не ощущали, так что очень смеялись.
Но в этот вечер мы все дружно припали к ручкам антисоветского радио - по советскому была, как уже сказано, исключительно траурная музыка. Причем слышно было — очень хорошо, просто отлично, без обычного рёва глушилок и прочих безобразий: КГБ, тоже, видать, слушало.
Окна были открыты из-за жары, и ор крамольных сведений и комментариев раздавался на два квартала. Тут дверь и распахивается: толпа ментов на пороге. "Кто такие? Что здесь делаете?" Ужас: пойманы на месте преступления с поличным! Сейчас потащут, лицом по снегу, в подвалы чрезвычайки, приёмник, настроенный на волну Голоса Америки отдельно понесут в качестве вещдока. Объясняем: сторожим.
- А слушаете что?
- Да вот, радио – узнаём, что делается.
- Можно, и мы послушаем? Интересно!
Помялись, но, конечно, пригласили садиться. Менты послушали немного, сказали: "Да, дела…" – и пошли себе.
Оп-стоп.
8. А вторая часть, кстати, говоря, сочинена в таком странном месте как спецприёмник для бродяг на улице Ямской, куда меня отвезли с одного из концертов из "Инструкции" в мае 1987 как лицо без определённого места жительства - в качестве меры устрашения. Паспорта у меня с собой потому что не было. Не нравилось тюменским властям сильно то, чем мы занимаемся.
Сначала, кстати, в КГБ на Водопроводной отвезли, там побеседовали, сказали - ну, прямой антисоветчины нет, конечно, в этом всём, но у тебя, парень, каша в голове, нужно тебе посидеть спокойно, подумать о жизни, - - мы тебе сейчас обеспечим такую возможность. И обеспечили: вжик, и отвезли, и посадили под замок. И две недели я там и просидел. Хотя паспорт мой братушки-рокера - а конкретнее, Гузель - и принесли туда уже наутро. Его положили в сейф: "Будем проверять. А вдруг фальшивый?"
Сидел я там без особых страданий, и даже вот – стих сочинил, намахнув чифирчика, и испытав нечто вроде просветления, сатори. Чифир – очень хорошая вещь в условиях тюрьмы, дурки и всего тому подобного просветляет и умиротворяет.
9. Также см. об этом в комментариях к по арбату биксы лазят.
10. По выходу, кстати, меня отвезли опять же на Водопроводую и спросили: "Ну что, не передумал это фигнёй заниматься? Ну, как хочешь, вольному воля. Но лучше – не у нас. А то ведь сядешь. Нет, не за политику – а за бродяжничество, тунеядство или ещё какую-нибудь такую фигню." Это был самый конец мая 1987.
Я понял намёк, и через пару деньков город город Тюмень и покинул – сначала в в Свердловск на рок-фестиваль (см. сообщ. Летов), оттуда - в Ленинград на тоже фестиваль, оттуда – в Ростов автостопом, где на какое-то время и осел. А там познакомился с Авдеем – и уж тогда так всё понеслось, что ай ачача ачоча.
