Изменения

==[[Менделеева]], Любовь== 1. Александр Блок, «Стихи о Прекрасной Даме»: <poem>И Дух и Невеста говорят: прииди Апокалипсис Верю в Солнце Завета,Вижу зори вдали.Жду вселенского светаОт весенней земли. Все дышавшее ложьюОтшатнулось, дрожа.Предо мной - к бездорожьюЗолотая межа. Заповеданных лилийПрохожу я леса.Полны ангельских крылийНадо мной небеса. Непостижного светаЗадрожали струи.Верю в Солнце Завета,Вижу очи Твои.</poem> 22 февраля 1901 '''2.''' или: <poem>Я их хранил в приделе Иоанна.Недвижный страж, — хранил огонь лампад. И вот — Она, и к ней — моя Осанна — Венец трудов — превыше всех наград. И вот зажглись лучом вечерним своды,Она дала мне Царственный Ответ. Я здесь один хранил и теплил свечи.Один — пророк — дрожал в дыму кадил. И в Оный День — один участник Встречи — Я этих Встреч ни с кем не разделил.</poem> 8 ноября 1902 '''3.''' или: <poem>Вхожу я в темные храмы,Совершаю бедный обряд.Там жду я Прекрасной ДамыВ мерцании красных лампад. В тени у высокой колонны Дрожу от скрипа дверей.А в лицо мне глядит, озаренныйТолько образ, лишь сон о Ней. О, я привык к этим ризамВеличавой Вечной Жены!Высоко бегут по карнизамУлыбки, сказки и сны. О святая, как ласковы свечи,Как отрадны твои черты!Мне не слышны ни вздохи, ни речи,Но я верю: Милая — Ты.</poem> 25 октября 1902 '''4.''' Их целая книга, этих стихов, обращены они к Менделеевой Л., являвшейся, несомненно, главной красоткой пресловутого "Серебряного века", той, которая... 687 стихов он сочинил в честь нее! А там вот как, насколько я смог понять, обстояло дело. Огрубляя, конечно, вульгаризируя и искажая, но тем самым и выделяя суть из тумана недомолвок, намеков итд. '''5. '''Так вот: А.Блоку исполнилось 20 лет, и ему пришло время полюбить девушку. А он был юноша начитанный — Соловьев, София, Премудрость, Вечная женственность, что-то там про Третий Завет и т.д., — и девушку-то полюбил (причем не сильно-то и разыскивая, полюбил первую, которая подвернулась, девушку с соседней дачи, Любу Менделееву, дочь профессора химии), но не просто полюбил, а как-то так сумел прийти к выводу, что она-то и есть та самая София-Премудрость, Вечная Женственность и т.д. Соловьева я не читал, но насколько понял из смутных бредней Белого и прочих авторов тех времен, она есть, короче, еще одно, женское, лицо Божественной Троицы. Или, то есть, — никто иной, как Иисус Христос в женском обличии. Раньше, дескать, нельзя было знать людям, что во Втором Пришествии Христос будет иметь женский облик, но вот — сроки исполнились, и Соловьев это провозгласил, а потом сроки еще более исполнились, и оно явилось, это женское воплощение Христа. И живет на соседней даче. '''6. '''И на нем даже можно жениться. И даже — '''должно''' жениться, ибо Новый, Третий Завет соединит в себе дух и плоть, и чего раньше было нельзя — теперь стало можно, и даже нужно, и даже обязательно, и притом не просто так, а — для Спасения Мира. Ибо Время — Настало! Друзья-мистики Сашу Блоку в этом убеждении всячески поддерживали. В этом они взялись и Любу убеждать: сама она еще, дескать, не понимает, кто она на самом деле есть, но вот они объяснят, и тогда... 7.''' '''Поверила ли в это сама Люба? Трудно сказать. Вероятно, не очень поверила, — судя по тому, что о ней известно, она была девушка неумная, но практическая — но такое массовое поклонение ей, конечно, льстило. И, конечно, убеждало ее, что насчет Иисуса Христа они, может, и перегнули, но что действительно она существо не простое, а особое — в это, без сомнения, поверила. '''8. '''Не может всего такого быть? Чтобы вот так, ни с того ни с сего молодой человек пришел к выводу, что соседская девушка есть самый настоящий Иисус Христос, да еще такой, на котором можно жениться и все прочее? И чтобы в это поверил не только один сумасшедший юноша, но и целая компания людей, и стали это осуществлять и проч. и проч.? Наше время показало, что еще как может! Эпопея начала 1990-х с Марией Цвигун {http://gazeta.lenta.ru/dossier/27-05-1999_beloeb.htm}, например, которой объяснили, что она Дэви Мария Христос, это все воспроизвела с еще более точной полнотой. '''9. — '''И как — не страшно ли Саше Блоку было Иисуса Христа в постель волочить? — спрашивала, читая это, Птичка моя Мучача. — Страшно, конечно! Он и не волок. Проституток посещал в больших количествах, а родной жене несколько лет только читал стихи и все такое прочее. Любовь Дмитриевна была крайне недовольна. Что и привело к массе всяких последствий и, в конечном итоге, окончательно снесло крышу и Блоку, и А.Белому, и которым помельче — С.Соловьеву там, Эллису... Особенно когда все-таки выяснилось, что Люба Менделеева все-таки не Иисус Христос, а просто тетенька... '''10. '''Неужели они прямо так вот действительно во все это верили — Блок, Белый, Соловьев, Эллис и проч. и проч.? Да как сказать... Я думаю, одновременно и не верили, но и все-таки — верили. Двоемыслие, описанное Оруэллом, — способность одновременно верить и в А, и в не-А, способность — вот главное — ''уметь себя'' ''заставить'' ''поверить'' в то, во что нужно, — его ведь на самом деле вовсе не большевики придумали. Оно ... Собственно, это постоянное состояние человека, всегда и во все времена. Например, всякий человек знает, что он неизбежно и скоро смертен, — однако всегда и везде умудряется убедить себя этого как бы не знать. Итд '''11. '''Если кто, прочитав вышепроцитированные и прочие стихи А.Блока, решит, что Л.Менделеева была субтильная декадентская фифа, он сильно ошибется. Она была как раз образцовая русская девушка, румяная, с косой, статная, и даже мощная. Именно такие исключительно и нравились Блоку — см. например, сообщение Дельмас, Лидия. '''12. '''Вот, например, как это было с Белым — из В.Ходасевичева очерка о нем: "В 1904 г. Белый познакомился с молодым поэтом, которому суждено было стать одним из драгоценнейших русских поэтов. (То есть, с Блоком — М.Н.). Их личные и литературные судьбы остались связанными навсегда. В своих воспоминаниях Белый изобразил историю этой связи в двух версиях, взаимно исключающих друг друга и одинаково несправедливых. Будущему биографу обоих поэтов придется затратить немало труда на выяснение истины. Поэт приехал в Москву с молодой женой, уже известной некоторым московским мистикам, друзьям Белого, и уже окруженной их восторженным поклонением, в котором придавленный эротизм бурлил под соблазнительным и отчасти лицемерным покровом мистического служения Прекрасной Даме. Белый тотчас поддался общему настроению, и жена нового друга стала предметом его пристального внимания. Этому вниманию мистики покровительствовали и раздували его. Потом не нужно было и раздувать — оно превратилось в любовь, которая, в сущности, и дала толчок к разрыву с Ниной Петровской. Я не берусь в точности изложить историю этой любви, протекавшей то в Москве, то в Петербурге, то в деревне, до крайности уложенную сложными характерами действующих лиц, своеобразным строем символистского быта и наконец — многообразными событиями литературной, философской и даже общественной жизни, на фоне которой протекала, с которой порой тесно переплеталась и на которые в свою очередь влияла. Скажу суммарно: история этой любви сыграла важную роль в литературных отношениях той эпохи, в судьбе многих лиц, непосредственно даже в ней не замешанных, и в конечно счете — во всей истории символизма. Многое в ней еще и теперь не ясно. Белый рассказывал мне ее неоднократно, но в его рассказах было вдоволь противоречий, недомолвок, вариантов, нервического воображения. Подчеркиваю, что его устные рассказы значительно рознились от печатной версии, изложенной в его воспоминаниях. По соображении всех данных, история романа представляется мне в таком виде. По-видимому, братские чувства, первоначально предложенные Белым, были приняты дамой благосклонно. Когда же Белый, по обыкновению, от братских чувств перешел к чувствам иного оттенка, задача его весьма затруднилась. Быть может, она показалась бы вовсе не разрешимой, если бы не его ослепительное обаяние, которому, кажется, нельзя было не поддаться. Но в тот самый момент, когда его любовные домогательства были близки к тому, чтобы увенчаться успехом, неизбывная двойственность Белого, как всегда, прорвалась наружу. Он имел безумие уверить себя самого, что его неверно и "дурно" поняли, — и то же самое ответил даме, которая, вероятно, немало выстрадала пред тем, как ответить ему согласием. Следствие беловского отступления не трудно себе представить. Гнев и презрение овладели той, кого он любил. И она отплатила ему стократ обиднее и больнее, чем Нина Петровская, которой она было во столько же раз выносливей и тверже. Что же Белый? Можно сказать с уверенность, что с этого-то момента он и полюбил по-настоящему, всем существом и, по моему глубочайшему убеждению, навсегда. Потом еще были в его жизни и любви, и быстрые увлечения, но та любовь сохранилась сквозь все и поверх всего. Только эту женщину, одну ее, любил он в самом деле. С годами, как водится, боль притупилась, но долго она была жгучей. Белый страдал неслыханно, переходя от униженного смирения к бешенству и гордыне, — кричал, что отвергнуть его любовь есть кощунство. Порою страдание подымало его на очень большие высоты духа — порою падал он до того, что, терзаясь ревностью, литературно мстил своему сопернику, действительному или воображаемому. <...> С середины ноября 1922 года я поселился в двух часах езды от Берлина. Белый приезжал на три, на четыре дня, иногда на целую неделю. Каким-то чудом работал — чудесна была его работоспособность. Случалось ему писать чуть не печатный лист в один день. <...> Иногда его прорывало — он пил, после чего начинались сумбурные исповеди. Слушать его в таких случаях было так утомительно, что нередко я уже и не понимал, что он говорит, и лишь делал вид, будто слушаю. Впрочем, и он, по-видимому, не замечал собеседника. В сущности, это были монологи. Надо еще заметить, что, окончив рассказ, он иногда тотчас забывал об этом и принимался все рассказывать сызнова. Однажды ночью он пять раз повторил мне одну историю. После пятого повторения (каждое — минут по сорок) я ушел в свою комнату и упал в обморок. Пока меня приводили в чувство, Белый ломился в дверь: "Пустите же, я вам хочу рассказать..." Из всей совокупности его тогдашних истерик я понял одно: новая боль, теперешняя, пробудила старую, и старая оказалась больней новой. Тогда-то мне и пришло в голову то, что впоследствии, по соображению многих обстоятельств, перешло в уверенность: все, что в сердечной жизни Белого происходило после 1906 года, было только его попыткой залечить ту, петербургскую рану". '''13. '''Да, короче, повезло нам, конечно, что все эти мистические бреды и туманы были нам, тюменским лохам, практически неизвестны, и мы стилизовали своих барышень просто под Настасью Филипповну из "Идиота". (В чем их, кстати, ко своей и, главное, их, беде, бывало, и убеждали.) А будь у нас тогда всякие Штайнеры, Блаватские и проч. — быть бы им Марией Девой Христос {http://gazeta.lenta.ru/dossier/27-05-1999_beloeb.htm} или, вероятней — Кибелой-Астаратой и Вавилонской Блудницей. Склонности ко всяким Астартам у тюменских тогдашних обитателей за всю мазуту наличествали, йа. '''14. '''Еще о Л.Менделеевой см: Александр Блок. Стихи о Прекрасной Даме: http://www.nesenenko.narod.ru/BOOKS/BLOCK02.html '''15 '''"Дети Дмитрия Ивановича": http://www.ng.ru/style/2001-01-24/16_children.html: "Бурный роман Менделеева с Анютой Поповой достиг crescendo весной 1881 г., когда они вместе путешествовали по Италии и Франции. Люба появилась на свет 29 декабря 1881 г., но, по существу, оказалась незаконнорожденной. Только 2 апреля 1882 г. свершилось венчание родителей в Адмиралтейской церкви Санкт-Петербурга". '''16'''. Любовь Блок (Менделеева) "И были, и небылицы о Блоке и о себе": http://www.silverage.ru/poets/blok_lub.html: " "Той весной, вижу, когда теперь оглядываюсь, я была брошена на произвол всякого, кто стал бы за мной упорно ухаживать. Если бы я теперь рассудком отстранилась от прошлого, чужого, то против Бори я почти ничего не могу противопоставить: все мы ему верили, глубоко его уважали и считались с ним, он был свой. Я же, повторяю, до идиотизма не знала жизнь и ребячливо верила в свою непогрешимость. Да по правде сказать, и была же я в то время и семьей Саши, и московскими "блоковцами" захвачена, превознесена без толку и на все лады, мимо моей простой человеческой сущности. Моя молодость таила в себе какое-то покоряющее очарование, я это видела, это чуяла; и у более умудренной опытом голова могла закружиться. Если я пожимала плечами в ответ на теоретизирования о значении воплощенной во мне женственности, то как могла я удержаться от соблазна испытать власть своих взглядов, своих улыбок на окружающих? " '''17.''' Александр Блок, "Из записных книжек и дневников": http://www.silverage.ru/poets/blok_dnevnik.html "1910, 18 февраля. Люба довела маму до болезни. Люба отогнала от меня людей. Люба создала всю эту невыносимую сложность и утомительность отношений, какая теперь есть. Люба выталкивает от себя и от меня всех лучших людей, в том числе — мою мать, то есть мою совесть. Люба испортила мне столько лет жизни, измучила меня и довела до того, что я теперь. Люба, как только она коснется жизни, становится сейчас же таким дурным человеком, как ее отец, мать и братья. Хуже, чем дурным человеком — страшным, мрачным, низким, устраивающим каверзы существом, как весь ее поповский род. Люба на земле — страшное, посланное для того, чтобы мучить и уничтожать ценности земные. Но — 1898-1902 сделали то, что я не могу с ней расстаться и люблю ее". '''18.''' Жорж Нива. "Возвращение в Европу", IV. Опыты русского либертена: http://nivat.free.fr/livres/retour/06.htm "Небезынтересно проследить, как в русском литературоведении работала фигура умолчания. О том, что Блок болел сифилисом, упоминать было нельзя, об аналогичной болезни Бодлера — пожалуйста, сколько угодно. Обстоятельства смерти Блока представляли из себя тайну за семью печатями. Tabes dorsalis, гниение спинного мозга (один из симптомов запущенного сифилиса) упомянуто лишь в фантасмагорическом "Петербурге" Андрея Белого — здесь эта болезнь пожирает Сенатора. В высшей степени характерна в этом смысле судьба "Воспоминаний" Л.Д.Менделеевой-Блок. Страницы, посвященные ее интимным отношениям с Блоком, которые даже после свадьбы оставались платоническими ("астартовыми") вплоть до одной, пронизанной похотью ночи, когда Блок, вернувшись из публичного дома, смог наконец овладеть женой, находились под строжайшим запретом и не могли быть напечатаны. Дико даже не противопоставление светской дамы, одухотворенной и вознесенной на мистико-поэтический пьедестал, женщине продажной, на долю которой выпадает физическая близость, — дико упорство советской цензуры, ее обхождение с "Воспоминаниями" в издании блоковских "Писем к жене" (92-й том "Литературного наследства"): куски мемуаров рассеяны по примечаниям, существенные фрагменты опущены. Буржуазная цензура, увековеченная советским книгоизданием..." '''19. '''Белое братство (Великое белое братство, Юсмалос): http://religion.babr.ru/sink/bb.htm "Догматика секты основана на убеждении, что небесный бог сочетает мужское и женское начало (соответственно, Иисус Христос и Святой Дух) в едином лице и может сойти на Землю в том или ином виде. Марина Цвигун рассматривается как монада-эксплантация Иисуса Христа и Святого Духа в одном человеке".