Тесная как рыбья шкура
1988, сентябрь
1. Тесная, как рыбья шкура, как чулок
Наступает ночь, ночь.
Эх, в какой же мне забиться уголок,
Чтоб её паскуду, превозмочь!
2. Вылетает поезд из тоннеля,
Как из пистолета он летит.
Вылетает поезд, эх, земеля!
Эх, тудыт его, собака, растудыт!
Вылетает поезд из тоннеля
Весь со страшным визгом он летит.
Предо мной распахивает двери,
Поглотить меня собой скорей хотит.
"Заходи, приятель!" — завлекает, —
"Ох, со страшной силой повезу!,
Всем своим железом он сверкает,
Всю являет страшную красу.
3. Вечер падал яростным домкратом,
В небе черном поднималася луна …
Вся душа моя смятением объята,
Вся душа моя смятением смятена.
Дивных вечер полон ароматов,
Ветром знойным веет ветерок,
Черным будто вся обклеена бархАтом
Ночь стоит. Лишь выйди за порог.
Все таинственно кругом, и очень страшно,
Как в театре полыхают фонари...
Вдруг как ёкнет сердце и как трахнет!
Как похолодеет изнутри!
Чу! Идет по улице красотка.
Вся как заграничное кино!
У нее особая походка,
На плечах её шикарное манто,
Ноги стройные свои она имеет,
У нее прохладные глаза,
Кто увидит — сразу онемеет,
Ни словечка вымолвить нельзя!
4. Только ты напрасно душу мучишь!
Для романтики прошли, брат, времена!
Ничего ты, здесь, брат, не получишь!
К иностранцам подалась она!
Эх ты, парень, паренёк зеленый,
Ты о женщине по морде не суди!
Рафаэлевской лицо у ней Мадонны,
Бездуховность полная в груди!
Эх вы, бабы! Всё бы вам колготки!
Хуле, дурам, вам в поэзии понять!
Падлы все вы и продажные кокотки,
Ох же сука ёбаный насрать!
— сентябрь-октябрь 1988, Ростов-на-Дону и Москва, отчего в стихотворении и смешаны виды ростовские (где-то в квадрате между ул. Энгельса, Социалистической, Газетным и Буденновским) и московские.
2. В конце я, кажется, чересчур увлекся комикованием. Но так вообще - я, в общем, твердо убежден, что стихи и должны быть — смешными. То есть — в том числе (среди прочего) — и смешными.
Очень уж стараниями всевозможных Ахматовых, Маяковских, а уж затем и вознесенок с евтушенскими в русской поэзии воцарилась напыщенность, а также истерика и рванье волос на голове и жопе.
Вот в порядке отрицания этой порочной традиции и начал перегибать в обратную сторону — комиковать самыми идиотскими методами.
3. Додумался я до этого притом не своим собственным умом, а меня [Авдей] Степанович Тер-Оганян убедил. А то был да - ещё один вознесенко.
Был я, нужно сказать, в этом далеко не первый: первыми были, наверно, обериуты, затем — Пригов.
4. «Прекрасна лилия, но отвратительно слово «лилия», захватанное миллионом грязных рук» — писал (в 1909-м? или 1911-м?) году) Крученых в «Пощечине общественному вкусу». Или Маяковский про то, что
Слова у нас, до важного самого,
В привычку входят, ветшают, как платья.
«Остраннение», дескать, необходимо, чтобы увидеть — и значит, ощутить — привычное по-новому, и т.д.
Очистить слова от накопившейся памяти о прежних контекстах, ободрать, фигурально выражаясь, будто напильником, чтобы сияло как новенькое.
Так вот: у меня — здесь - прямо противоположный подход. Не отодрать прежние контексты, а наоборот — всячески их включить и задействовать.
Слова типа «луна» и прочие поэтизмы — используются именно как традиционные поэтизмы: чтобы вся содержащаяся в них информация о прежних банально-поэтических употреблениях задействована была снова, и — — —
5. Ну и обратная ирония, она же антиирония.
Ирония, по Аристотелю,- фигура речи, состоящая в насмешке над тем, кто действительно так думает.
Ну так здесь наоборот: под видом насмешки над теми, кто пользуется таими художественными средствами, автор вовсю именно что пользуется ими.
Вот.